Анатолий Морозов.
Двадцатое столетие до предела уплотнило время. То, что прежде проживалось десятилетия, теперь проносится в считанные годы, а то и месяцы. Время врывается в нас вихрем новаций, ураганом событий и перемен. Художник в мире ускоряющегося времени оказывается в совершенно ином положении по отношению к своим предшественникам. В эпохи стабильности и неспешности живописец мог вместить весь мир в цветок, натюрморт или пейзаж. Все богатство жизненных отношений, все элементы вселенной, все глубины сознания и оттенки чувств укладывались в живописно претворенные объекты предметного мира – простые и неизменные.
Новейшее время диктует художнику созерцательность иного рода. Художник – он ведь проводник потока жизни. Его сверхвосприимчивость переливается в образы столь же сложные и многогранные, как и содержание современности. Живопись не без труда находит себя в меняющемся мире, – нерв времени задеть нелегко. Анатолий Морозов – художник, которому это удается. В его живописи художническая открытость видения совмещается с открытостью натуры «по человечеству». Это – важнейшее условие состоявшейся современности его искусства.
В его картинах сходятся и пересекаются пути Джона Леннона и древних волхвов, впечатления от европейских городов и ностальгия о рыцарском средневековье, петербургские сумерки и светящаяся от зноя Валетта. Есть художники одного впечатления. Их творчество питается одним сильным источником. Анатолий – художник иного рода. Его темперамент требует многих впечатлений. Художник впитывает их и на каждое дает отклик. Круговращение образов придает случайность выбору какого-либо одного круга работ. Но городские пейзажи, действительно, выделяются островом в творчестве Анатолия. Здесь особенно видна тонкость его восприимчивости и живость ответа художника на захватившее его впечатление. Расплавленное золото Солнца, камень, растворившийся в средиземноморском зное – воспоминание о Валетте. И словно противовес – тяжелый, сумрачный, погасший Петербург, из которого Солнце ушло, оставив вместо себя охапки золотых осенних листьев, которым суждено через несколько дней обратиться в прах.
Италия у всех своя. Это понимаешь, глядя на картины Анатолия. На то он и художник, чтобы видеть все по-особенному. И нельзя не заразиться ностальгией по той не увиденной тобою Венеции, которая возникает на его картинах. Так к истине о том, что Италия нужна всем, добавляется новая грань. Но еще больше, чем Италия, нужна человеку мечта и надежда. Анатолий в своей художнической непосредственности сохранил их и щедро отдает нам, его благодарным зрителям.
А. Ухналев.