«Каким-то образом всё задумано правильно: есть художники, каждый из которых уникален (Евгений Гиндпер, Владимир Горохов, Илья Бадалян, Владимир Лисунов, Вячеслав Пакулин), и вот они работают – пишут; любят и критикуют друг друга, и мечтают, как и положено, о славе (не будем лукавить!). Вместо славы приходит… Флор. Флор Лавров. И силой своего литературного таланта, впитавшего и откровенную любовь к творчеству мечтающих живописцев, соединяет их таланты в квадрат книги. Куда и вписывает круг посвящённых. Или, наоборот, в круг посвящённых вписывает квадрат, квадрат Лаврова, посвящённый всё тем же посвящённым.
К тому моменту, когда мне в руки попал этот уникальный альбом, я прожил в Петербурге не так много времени. Чуть позже приобрёл его, не помню у кого. Потом дал кому-то почитать, и его читают до сих пор. Но в благодарность ли за мой искренний интерес к творчествам круго-квадрата Лаврова, но мне подарили такой же. А между первым и вторым альбомами случился и другой подарок – знакомство с Евгением Гиндпером, Владимиром Гороховым и Ильёй Бадаляном благодаря Андрею Маевскому. Всё странным и, кажется, правильным образом сошлось. Теперь я обладатель не только книги и дружб, но и нескольких произведений посвящённых, да и сам посвятил им несколько строк.
Центростремительно сжимается квадрат, превращаясь в круг. Когда-нибудь круг станет точкой, этакой дырочкой на полотне петербургского бытия. И вот прильнёт к такому микроскопическому лазу любопытствующий глаз искусствоведа ли, любителя ли живописи иль просто коллекционера. И что же он разглядит? И кого?
Евгений Гиндпер. ….Во всём его творчестве присутствует агрессивно-изящное вакхическое начало. С какой-то ему одному ведомой целью он богато противостоит нашему миру. И бросается пригоршнями сочных палитр в белобрысый и скучный холст на подрамнике. Выходят шероховатые дамы, противоречивые политики и преображённые виды Петербурга. В такой приятно-неправильной удали столько элегантного чувства, что диву даёшься, как Евгений всё это сочетает в себе. Он создаёт утончённейшие акварели. Он ломает перспективы Петербурга, как хочет. И оттого становится Петербург ещё роднее. А человеки на его полотнах… Пожалуй, мудрецу дано так видеть людей. Путешествующему и вглядывающемуся. Ну, а что же вы хотите? Он же боцман Петроградки, и корабль идёт, и меняются лица. Разочаровывая, притягивая и т. д.
Владимир Горохов. Пожалуй, только Горохову выпало совпадение, будучи Гороховым, «красить холсты» в мастерской на улице Гороховой в Петербурге. Ничего удивительного, это в его стиле. Пришелец-пересмешник….: «Ну не чудо ли гороховое этот Горохов?!» Чудо. Чудить значит ещё и чудесить. Поэтому ничего ему не стоит переиначить Анри Руссо либо Анри Матисса. «А вот теперь будет так!» - Говорит он и делает так, и – хо-ро-шо. И получается у него такой детский юмор, но по-взрослому. Редкостное умение….
Андрей Маевский. Об искусстве Андрея Маевского…. говорить можно долго. И интересно. И появился он своими работами на выставке в Петербурге году в 2006-м, уже после того как его начал выставлять Лавров. И вот бывают сильные, красивые запахи эфирных масел, скажем, амбры, сандала, лаванды, розмарина, лимона, так и его графика – казалось бы, всего лишь навсего чёрно-белая, да ещё на листах газет! – она будоражила наглостью изысканности. Или наоборот? А, понимайте, как хотите! Это было здóрово. Это очаровывало. Увлекало. Позже я увидел его работы по дереву. Затем графику по фотографии. Н-да, это надо хотя бы раз видеть, подержать в руках, осторожно до работ дотронуться. Поражает фантазия, поражает свобода. И ощущение непосредственной бездны куда-то отсюда. Собственно, искусство и есть взгляд сквозь прозрачную преграду настоящего вокруг себя в неосознанное. А иначе искусства и нет, есть повторение. А ещё… ещё вот эта его способность совершенно не брезговать сиюминутным. Из сиюминутного вызывать образы. Словно пролистывая книгу многоизмерений, выманивать оттуда странные ведения. ….
Илья Бадалян… Писать о нём для него при его жизни было бы сродни «вызываю огонь на себя». Желание было, а вот стóило встретиться, как сразу же вырисовывались прелести сизифова труда. И если разговоры с Маевским, это прогулки с минотавром по воспоминаниям его древнейшей жизни, которая и не собирается заканчиваться, то встречи с Ильёй превращались в прогулки по лабиринту, вывернутому в самого себя. Я, конечно, привык к тому, что представители актёрской профессии, балетные танцоры, оперные певцы – это всё люди, вывернутые в себя наизнанку – чаще всего ради признания. Потом я понял, что художники так же… Однако Илья… Он был вывернут наизнанку в сторону своего таланта, а не представления других людей о его таланте. И он сумасшедше по этому поводу переживал. Или делал вид для других, что переживает, а сам просто ограничено сосуществовал с тем, что было в нём. Да, это был человек лабиринтов в лабиринтах. … Бадалян был художником, потому что он был художником. Ему никому ничего не надо было доказывать … Он мог позволить себе видеть то, что видел, и переносить это на холст. … Он был необычный. И создавал необычные картины нуёмной фантазии. Его фантазия требовала не только неожиданных сюжетов, но и своеобразного воплощения замысла: он мог встраивать в полотно картины какие угодно материалы. Илья, в самом деле, был и есть художник сумасшедшего таланта. В его вещах присутствует что-то иррациональное. И вот это иррациональное, которое он улавливал в воздухе Петербурга, и выплёскивалось на его работы и «рикошетило» обратно на самого автора.
…Не существовало среди четвёрки какого бы то ни было «настоящего» соперничества. А вот дружеские чувства, что-то из разряда ремарковских, всегда отличают общение посвящённого круга квадрата Лаврова. Вот и всё, что я сбивчиво мог рассказать о художниках круго - квадрата Лаврова…».
Александр Лакман.