В Музее-квартире А.А. Блока (ул. Декабристов, 57) начинает работу выставка «Петроград в 1921 году».
3 января 1921 года Александр Блок записал в дневнике: «Новый год еще не наступил – это ясно; он наступит, как всегда, после Рождества. В маленьком пакете, спасенном <…> из шахматовского дома <…>: листки Любиных тетрадей (очень многочисленные). Ни следа ее дневника. Листки из записных книжек, куски погибших рукописей моих, куски отцовского архива, повестки, университетские конспекты <…>, кое-какие черновики стихов, картинки, бывшие на стене во флигеле. На некоторых – грязь и следы человечьих копыт (с подковами). И все». Так начался для Блока пятый год после революции.
Сегодня нам трудно представить те жестокие послереволюционные времена. Но на сломе эпох, перед лицом неизбежной гибели, особенно ярко проявила себя русская культура. В Государственном музее истории Санкт-Петербурга хранится уникальный снимок «Чествование М. Горького в издательстве "Всемирная литература"», который мог бы стать символом тех страшных лет. Он демонстрируется на выставке. Мы видим сотрудников издательства, поэтов, писателей, переводчиков, собравшихся вокруг Горького. Вот Корней Иванович Чуковский держит в руках альбом с надписью: «Петроград. Чуккокала». В первом ряду сидят его старшие дети: Коля, Лида и Боба. Внимание зрителя привлекает и прекрасное печальное лицо Александра Блока. Чуть левее – Николай Степанович Гумилев, позируя, держит в руках папиросу. Но лица Гумилева мы не видим: оно стерто и заклеено фотографией другого человека. Вокруг – такие же стертые и переклеенные лица. И, если присмотреться внимательнее, то можно увидеть еще затертые и тщательно заштрихованные человеческие фигуры – тени на стене. Увы, более чем вероятно, что перед нами – документ эпохи Красного террора. Со смертью Блока и гибелью Гумилева в России завершилась эпоха Серебряного века. Но его наследие и традиции во многом определили путь литературы и искусства XX столетия.
Каким был Петроград в 1921 году? Об этом нам расскажут фотографии Кронштадтских событий, бытовые снимки и зарисовки, афиши, листовки-объявления и, конечно, книги.
Силами сотрудников «Всемирной литературы» издавалась мировая классика; избранные издания и каталог «Всемирки» можно увидеть на выставке.
Жизнь города тех лет протекала в искаженной реальности. Как бы в противовес тщательно спланированной программе издательства, где трудились десятки сотрудников, посетитель выставки познакомится со своеобразным языком петроградских листовок: «В Петрограде сыпной тиф. Не покупайте на базаре грязного невымытого белья». Новшеством для горожан стал крематорий. 3 января 1921 года К. И. Чуковский записал в дневнике: «<…> Был Борис Каплун – в желтых сапогах, – очень милый. Он бренчал на пьянино, скучал и жаждал развлечений. – Не поехать ли в крематорий? – сказал он, как прежде говорили: «Не поехать ли к “Кюба” или в “Виллу Родэ”?». Странным образом дневниковая запись Чуковского иллюстрируется серией фотографий петроградского крематория из собрания ГМИ СПб.
Горожане оказались не просто в непростых, а в невозможных бытовых условиях. По свидетельству современников, печи в домах не топились годами, голодали клинически. Тем удивительнее была работа творческой мысли: в этих условиях создавались лучшие переводы, появлялись стихи, ставились спектакли, писались картины. А главное – проявлялись лучшие человеческие качества. К. И. Чуковский, 3 февраля 1921 г. «Вчера в Доме Ученых встретил в вестибюле Анну Ахматову: весела, молода, пополнела! “Приходите ко мне сегодня, я вам дам бутылку молока – для вашей девочки”. Вечером я забежал к ней – и дала! Чтобы в феврале 1921 года один человек предложил другому – бутылку молока!».