Нуар гротеска в фотографии.
Новая серия фотографий Александра Фильмова о Петербурге абсолютно кинематографична. Вопрос в том, - что это за кино. Представленные работы, безусловно, отсылают нас к традиции нуара в кинематографе. И хотя нуар – это не жанр, а скорее интонация, неуловимое сочетание определенных черт изображения, присущих нуару.
Например, жесткая постановка света. Как известно, режиссеры нуара под влиянием немецкого экспрессионизма с помощью светотени превращали реальный мир в декорации. Фотограф тоже использует неестественное освещение, чтобы создать гротескный образ города.
Петербург для Фильмова город по Достоевскому традиционно “умышленный”, город-декорация. Персонажи в этом пространстве-декорации обезличены и представляют разные маски. То есть, отсекаются все лишние, сиюминутные детали, чтобы прийти к некоему обобщению, чтобы создать гротескный образ.
Ощущение времени в снимках сродни Пастернаковскому: “На протяженье многих зим/ Я помню дни солнцеворота,/ И каждый был неповторим/ И повторялись все без счета / И полусонным стрелкам лень/ ворочаться на циферблате/ И дольше века длится день/ И не кончается объятье.” В этом смысле эта серия возвращает нас к петербургским корням, к первоначальному замыслу города, который создавался как город классицистический, город - анти-романтический и монументальный.
Еще одна черта нуара - пристрастие к блеску, к воде, к улицам, блестящим от вечернего дождя тоже считывается в этой серии через блеск кожаных перчаток на руках у человека в метро, барных стоек и столешниц в кафе, линз темных очков. Эти пресловутые черные очки вкупе со всем остальным тоже кивок в сторону нуара, в сторону детектива, сюжетные истории которого выросли из дешевых серийных изданий детективов. Однако подчеркнутая вычурность некоторых образов смещает акцент с сюжета на образ – грубо говоря, не важно, как произошло убийство, не важно, кто убийца, а важно какой он – например, человек с опущенным лицом, прикрытым шляпой, напоминающий Фрэдди Крюгера или девушка в маске, лежащая на крыше, а точнее сам город, меняющий маски, декорации и остающийся при этом каменно-неизменным внутри.
Екатерина Преображенская.